Родился в 1916 году в деревне Нижнее Анчиково Козловского района Чувашской АССР. По национальности чуваш. Член ВЛКСМ. После окончания шестого класса Звениговскоц средней школы поступил в школу фабрично-заводского ученичества. Работал на заводе «Красный Волгарь» в кузнечном цехе. В 1937 году призван а Советскую Армию и зачислен в танковую школу. В 1939—1940 годах воевал с белофиннами. Своим экипажем уничтожил несколько вражеских укреплений.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 11 февраля 1940 года ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. С июля 1940 года завод «Красный Волгарь» (теперь судостроительно-судоремонтный завод) носит имя Героя Советского Союза С. И. Вутякова.
...Капитан Буденный, командир танкового батальона, называл их одним словом: сорвиголовы. Порой во главе этих дерзких танкистов шел к вражеским укреплениям и сам Батя, возвращался усталый, но довольный.
Иной раз такие дерзкие вылазки на ничейную землю, а порой даже прямо во вражеский стан, совершал и старший механик-водитель Сергей Бутяков. Это один из лучших, исполнительных солдат батальона. Отличному спортсмену храбрости не занимать, солдатской сметки — тоже. Посылая его на ответственные задания, командир был твердо уверен: кто-кто, а уж этот не подведет.
...Мучительно долго, прижимаясь к земле, разгребая снег руками, ползет широкоплечий, зоркий звениговский кузнец в сторону белофинских окопов. Силе его, ловкости в роте завидовали многие. Рядом с ним, стараясь не отставать, движется горьковчанин Николай Машков.
— Серега, не спеши,— шепчет он товарищу,— а то саперы не поспевают... Им-то с ношей, должно быть, тяжелей, чем нам...
Но вот полоса гранитных надолб. Их тусклые силуэты тянутся далеко по фронту и сходят на нет где-то в холодной, равнодушной синеве. Разведчики до боли, рези в глазах всматривались в даль, желая во что бы то ни стало зацепиться за нужное, необходимое. Тем временем саперы разгребали снег, прокладывали под противотанковые надолбы солидную порцию взрывчатки.
Когда все было готово, заискрился шнур. И через несколько секунд тяжелые камни один за другим взлетали в воздух, поднимая фонтаны снега, мерзлой земли и камня. Сверкая черными глазами, Сергей Бутяков взволнованный лежал рядом со своим другом Николаем Машковым чуть в стороне. После каждого гулкого удара у него сжималось сердце и он удовлетворенно шептал:
— Вот здорово, а! Пускай опять строят, а мы их на воздух, на воздух! Теперь танки пройдут! Свободно!..
А сам все теснее жался к другу, с которым его связывала крепкая солдатская дружба, многозначительно пожимал его отсыревшие рукавицы. Его нетерпеливые руки как бы спрашивали: «Ну как, хороша работенка?» Машков молчал.
С высоты застучали пулеметы. Затем раздались выстрелы противотанковой пушки. Сказывали, что их поставляют финнам не то англичане, не то французы. Но вскоре все стихло.
— Это они от страха,— зазвучал наконец-то глухой, сдержанный, по-волжски окающий голос Николая Машкова.— Ты живой, Серега? Не замерз? Ну и хорошо, поползем дальше.
Разведчики укрылись за гранитные надолбы, чтобы каким-то образом засечь противотанковые рвы, снять мины, которые мешают продвижению танков.
С рассветом рота пошла в наступление. За танками поднялась пехота. Загудела земля. Боевые машины мяли проволочные заграждения в несколько кольев. Пушечно-пулеметным огнем подавлялись вражеские огневые точки. Наши танки с трудом преодолевали снежные сугробы. Противник сильно сопротивлялся.
Губительным огнем с двух фланговых высот финны прижали нашу пехоту к земле. Она залегла, танки все шли и шли. Уже нависла опасность полного их отрыва от наступающей пехоты. В связи с этим напряжение боя все нарастало. Бойцы и командиры с тревогой следили за маневрами танков.
Но вот один из них стал, как вкопанный. Потом застыл второй. Не прошло и нескольких минут, как сначала над одним, затем над другим взметнулось пламя. Это были машины Сергея Бутяков а и Федора Ламзина. Подбитые, раненные врагом танки в любой момент могли окутаться дегтярно-черным дымом и затем взорваться. Несмотря на это, экипажи не спешили оставлять свое боевое оружие. Трудно, ох, как трудно покидать |Г0. Они продолжали вести огонь из горящих машин.
Когда от жара уже стало невмоготу, танкисты с болью в сердце вышли из боевых машин и с криком «ура!» бросились на врага. Сергей Бутяков на ходу кинул несколько гранат.
За танкистами дружно поднялась пехота. Из края в край прокатилось многоголосое «ура!», которое слились с отдаленным гулом артиллерийской канонады, начинался штыковый бой. Белофинны откатились и по приказу командира экипаж танка принял готовность номер один. Все в нем уже на своих местах. Как бы нехотя гудит на малых оборотах мотор. По сигналу танк готов ринуться вперед, оставив на снегу широкие следы гусениц, устремиться, быть может, в проход, сделанный накануне саперами.
Прошло всего лишь несколько минут, и машина, которую вел Сергей Бутяков, вышла на опушку леса. Впереди широкая поляна. На ней то тут, то там возвышаются огромные валуны, напоминающие какие-то допотопные чудовища. Над ними шумят многолетние ели. По ту сторону поляны — вражеские укрепления.
— Поле минировано!—докладывает Сергей Бутяков командиру роты.
— Вижу. Лавируйте!— сухо прогудело в закрытой башне.— Вперед!
Вышедший на разведку боем танк появился на поляне. Финны сразу же открыли по нему огонь. Вначале затарахтели крупнокалиберные пулеметы, а потом по лобовой броне один за другим гулко ударились снаряды.
Командир, стиснув до боли рукоятки поворотно-подъемного механизма, напряженно смотрел в окуляр прицела. Огнем из пушки он разнес блиндаж белофиннов, уничтожил две пулеметные точки.
Неожиданно раздался суховатый голос башенного стрелка В. Бархатова:
— Справа танк!
Командир роты спокойно потянул башню вправо и начал посылать к машине снаряд за снарядом. А тут еще где-то объявился финский снайпер, который целился не куда-нибудь, а прямо в смотровое стекло. Когда оно треснуло и видимость резко ухудшилась, Бутякову пришлось вести танк почти вслепую.
Напряжение боя все нарастало. Кругом рвались снаряды. И вдруг машина содрогнулась, да так сильно, что все поняли: случилось что-то непоправимое. Сергей Бутяков, на этот раз сидевший за рычагами управления, почувствовал жгучую боль в ноге, словно на нее упал кусочек раскаленного металла. Нога безвольно съехала с педали. Зажав от боли зубы, вытирая пот со лба, с трудом процедил:
— Пробита лобовая броня. Управление потеряно. Я ранен в ногу.
Положение создалось трудное. В то же время помощи ждать неоткуда. Если она и последует, во всяком случае не так быстро. А в бою дорога каждая минута. Значит, надежда только на силу духа, на умение опаленного огнем спаянного коллектива.
— Сражаться до последнего!— раздался тревожный голос.
Башенный стрелок перезарядил пушку, затем пулемет. По его лицу бисером катился пот. В этот момент забарабанила очередь по триплексу. Бархатов, увлеченный делом, неожиданно вскрикнули закрыл лицо руками. Прошла секунда, другая, из-под его пальцев потянулись красные струйки крови.
Прошли считанные минуты, и башенный стрелок с трепетным волнением открыл глаза. Все в танке слышали, как он радостно вскрикнул: «Вижу!» Затем как бы для себя добавил: с таким зрением еще можно держаться, бить врага. Словно в оправдание своих слов, он прильнул к смотровой щели. Все слышали его звонкий, чуть охрипший от февральской стужи голос:
— Впереди финны!
Командир, должно быть, видел это и сам. Он нажал па гашетку. Машина сотрясалась от выстрелов. Там, куда целился мастер огня, поднимались воронки снега, земли, камня. Это значило, что маленький гарнизон, одетый в крепкую броню, продолжает еще жить. И не только жить, но и сражаться, отражать яростные атаки врага.
Всю ярость огня сосредоточил противник по неподвижному танку. Один за другим гулко ударялись снаряды о броню. Содрогалась, гудела израненная машина. Но горсточка храбрецов продолжала сражаться.
— Нам ли, танкистам ронять свою воинскую честь! -крикнул командир роты.— Выше, орлы, головы!
Сам лейтенант с остервенением посылал в сторону вражеских укреплений снаряд за снарядом. Замолчали пулеметы, падали замертво вражеские солдаты. Задача на разведку боем выполнена.
Но вот нагрянула непоправимая беда: вражеский снаряд перебил бензопровод. Из баков, журча и залипая боевое отделение, хлынуло горючее. Попытки как-то закрыть, залатать бензопровод, хотя бы временно, до выхода из боя, и тем предотвратить неминуемую катастрофу, были безуспешны. Вскоре раздался огромной силы взрыв, поднялись клубы черного дыма.
Еще в разгар боев на Карельском перешейке командир 398-по отдельного танкового батальона, входившего в то время в состав 50-й стрелковой дивизии, капитан Буденный представил Сергея Бутякова к награде. «С 8 по 11 февраля 1940 года,—писал капитан в наградном листке,— командир танка Бутяков со своим экипажем участвовал в шести атаках. При всех действиях роты проявил исключительную смелость и отвагу, увлекая своим героизмом и смелыми действиями другие экипажи роты... 11 февраля,— отмечает далее Буденный,— старший механик-водитель Сергей Бутяков в числе первых пяти машин взошел на высоту 48,5. В ходе атаки вышел из строя механик-водитель его танка. Тов. Бутяков сам сел за рычаги боевой машины и снова повел ее в атаку. Боевой приказ был выполнен».
Ни у кого в роте не было ни тени сомнения в воинском умении, храбрости, отваге командира машины Сергея Бутякова. Все верили, что ради народного счастья бывший кузнец-судостроитель готов на любой подвиг. А просто многие не представляли себе свою роту без Сергея Бутякова, этого полного оптимизма, искрящегося весельем, общительного комсомольца.
«Удивительное качество отличало его от других красноармейцев роты,—пишет донецкий шахтер Иван Михайлович Живоглядов, бывший механик-водитель 398-го отдельного танкового батальона.— Сергей был незаурядным организатором. Ему ничего не стоило затеять какую-нибудь веселую игру, начать спортивное состязание: то ли на волейбольной площадке, то ли у турника, а в зимнее время — на лыжне. Сам он, ладно сложенный, коренастый, широкоплечий, к тому же еще завидно натренированный, почти всегда шел впереди».
Как пригодилась Бутякову эта физическая выносливость в напряженную пору боевых действий! В сочетании с безудержной храбростью, отвагой, она, эта воля к победе, подмывала нашего земляка на дерзкие по своей смелости поступки. И те, кто ползал рядом с ним в стан врага на опасные разведки в февральскую стужу, преодолевая снежные сугробы, штурмовал высоты, занятые противником, иной раз просто поражались:
— Сколько же жизней дано этому человеку? Обладай лишь одной, он, должно быть, не стал бы так рисковать ею. А этот иной раз бросается прямо сломя голову...
На самом деле, у старшего механика-водителя был точный расчет, основанный на знании им военного дела, боевой техники. «Машину Сергей водил смело, с большим мастерством»,— замечает его бывший сослуживец И. М. Живоглядов, вспоминая те далекие дни, когда наши войска ограждали безопасность советской границы С Финляндией.
9 апреля 1940 года газеты сообщили о присвоении Сергею Бутякову звания Героя Советского Союза. Имя нашего земляка было у всех на устах. Молодежь с завистью вчитывалась в скупые газетные отроки, рассказывающие о его подвигах, старики с восторгом, с гордостью произносили имя отважного танкиста. Для нас, земляков, этот парень из Нижнего Анчикова знаменит еще и тем, что первым открыл список Героев Советского Союза из чуваш.
Многое в жизни героя связано с поселком Звенигово (теперь — город.— Ред.), районным центром Марийской АССР. Здесь он учился в средней школе, получил специальность, стал рабочим. Когда в стране развертывалось стахановское движение, кузнец Сергей Бутяков стал одним из первых стахановцев не только в цехе, но и на всем судоремонтном заводе. Теперь его имя красуется на судоремонтном заводе, где до призыва в армию трудился кузнец Сергей Бутяков. На высоком берегу затона, под вековыми шумливыми соснами, гордо возвышается памятник. Двадцатитрехлетний парень из Нижнего Анчикова, отлитый благодарными современниками в бронзу, орлиным взглядом смотрит на обновляющийся Звенигово, на улицу своего имени.
А на доме по бывшей Первой рабочей, ныне улице Гагарина, — мемориальная доска. В этом доме жил Герой Советского Союза Сергей Николаевич Бутяков. Шагая по деревянному тротуару от волжской пристани, невольно замедляешь ход и с каким-то благоговением смогришь на нарядные березки в палисаднике, на простенькую калиточку с бронзовой скобой.
Как-то тепло, уютно становится на душе от сознания, что вот не так давно из этой калитки выходил в ранние часы рабочий человек и спешил на завод и свой дружный коллектив. По вечерам, приходил и легкой походкой шел на свидание с любимой. Или в дни отдыха, став на лыжи, мчался в Нижнее Анчиково, к своей многочисленной родне.
Прошли годы, десятилетия. Но не заросла тропа народная к тем местам, которые связаны с именем чувашского парня из-под Козловки. К памятнику герою, в дом, где когда-то он жил, приходят уже убеленные сединой ветераны завода, экскурсанты, юноши и девушки, чтобы запечатлеть в сердцах своих немеркнущий подвиг героя войны.
С. Минеев